Эквилибрист: Путь Силы. Часть 2 - Страница 29

– Да я тебя… – красный от гнева Тивал бросился ко мне, но его оттащили.

– Простите, мэтр, – спокойный голос Зигфрида вмиг прекратил поднявшийся шум, – правильно ли я понял, что в боевых действиях вы на первое место ставите именно цель, в ущерб всему остальному?

– Пожалуй, так.

– То есть, вы отрицаете такие вещи как благородство, уважение к врагу, милосердие?

– Ой, "милосердие" я знаю! – обрадовалась, прислушивающаяся к разговору Тин. Не уверен, что она поняла хоть что-то кроме этого слова, – это такой кинжал для добивания раненых!

– Фрасоро! – проворчал Зигфрид, схватившись за голову.

– Это вы сейчас ругнулись? – уточнил я.

– Нет, – улыбнулся Бернард, – так у нас называют парные клинки: "брат" и "сестра". Сейчас покажу. Вы с юной леди действительно похожи.

Пока мы недоуменно переглядываемся с Тин, он уже возвращается, выкладывая на стол пару великолепных клинков. Слабо изогнутые, обоюдоострые, с витой гардой. Один чуть больше.

– Хочу! – тут же потянулась к ним Тиана, и получила по рукам от Эла.

– Нельзя даже прикасаться к чужим клинкам без разрешения!

Минуту Бернард раздумывает. А потом с какой-то шальной, мальчишеской улыбкой опускается на одно колено, протягивая Тин перевязь с мечами.

– Я, риттер-мечник Бернард Регосский в знак признательности за спасение моих людей и помощь в бою, а также восхищения смелостью и умением этой девушки называю ее своим братом-по-оружию, и дарую право носить эти клинки!

Подозреваю, что понятия сестра-по-оружию у гальдорцев вообще не существует. Парень прямо светится от ощущения собственного благородства: девушку, да еще и простолюдинку назвал братом-по-оружию! Интересно, он понимает, как сильно ее на самом деле оскорбил? Вон, аж закаменела вся. Если она попытается оторвать ему голову, придется вмешаться. Нет, не придется – Софья уже рядом, что-то шепчет ей на ухо. Тин кивает, не понятно – Софье или Бернарду, и выходит из шатра, забрав клинки.

Целительница извиняется перед смущенным Бернардом, объясняя, что девушка просто ошалела от подобной чести и все такое.

– И все же мэтр, продолжая наш разговор: вы отрицаете такие понятия как благородство, милосердие? – голос Зигфрида все так же спокоен.

– Я не отрицаю сами эти понятия. Я считаю, что война – настолько грязное дело само по себе, что допустимо все. Можешь ударить врага в спину – ударь. Иначе он убьет твоего друга. Все средства хороши, и не может быть милосердия к человеку, который ворвался в твой дом, чтобы убивать и грабить.

– Да, но к вам будут относиться так же.

– Несомненно. Как говорится: только враг никогда не предаст.

– Но если вы пощадите врага, возможно, он пощадит вашего друга. И являя благородство, вы побуждаете других поступать так же, возвышаясь таким образом и ведя мир к справедливости и процветанию.

– Справедливость – это миф. В подобных играх побеждает тот, кто первым нарушает правила.

– Рассуждая таким образом, вы будете выигрывать битвы, проигрывая войну! – повысил голос Зигфрид, – Можно застрелить рыцаря, выкликающего поединщиков. Но враг потеряет одного воина, а вы всех. Ибо никто не будет сражаться на стороне подлеца! Людям важно чувствовать, что правда на их стороне! Тогда они готовы совершать подвиги и жертвовать собой.

– Я не готов жертвовать ими! Я не собираюсь развязывать войн и искренне считаю, что пожертвовать немногими можно, только если ты сам входишь в их число! И на войне хороши любые средства, – это не турнир и не состязание в благородстве! Отпущенный тобой враг завтра вонзит нож в спину твоего брата.

– Это рассуждения наемника, а не риттера! – командор перешел на крик.

– Да! Я лучше буду презренным наемником, который пьет за победу с живыми соратниками, чем благородным рыцарем, который смотрит в мертвые глаза тех, кто ему доверился! – я тоже уже почти кричу.

Прикосновение теплой девичьей ладошки я чувствую даже сквозь броню. И ярость уходит.

– Прикрытый лаврами разбой,

И сухопутный и морской

Не стоит славословья.

Готов я кровь отдать свою

В том жизнетворческом бою,

Что мы зовем любовью. -

Раздается в наступившей тишине, -

– Я славлю мира торжество,

Довольство и достаток.

Создать приятней одного,

Чем истребить десяток!

– Прекрасно сказано, маэстро! – салютую Котику кубком.

Сейчас мне и в самом деле не помешает выпить. Риттер тоже тянется к вину и, кивнув мне, выпивает. Киваю в ответ. Мир.

На закате хороним павших. Зигфрид читает молитву Горейшу и Райторну, прося достойного посмертия для погибших в битве. Каждый риттер, оказывается, еще и священник. Риттер-командор, таким образом, что-то вроде епископа. Дальше начинается, собственно тризна. А если быть точнее – большая пьянка. Уже через полтайса гальдорцы, затащив в свою компанию Тин пили за героическую победу, вспоминая детали этого побоища. Еще через некоторое время (в третий раз оттащив Тивала, все порывавшегося набить мне морду) к ним присоединились и литийцы.

Покинутые дамы, посидев некоторое время для приличия, разбрелись спать.

– Простите, Софья, а Тиану мы оттуда забирать не будем? – кивнул я в сторону костра, где уже перешли к песням.

– Зачем? – девушка замерла на пороге "женской половины" шатра.

– Пьяная солдатня не лучшая компания для юной леди. Как бы не обидели, – интересно, почему я об этом думать должен?

– Обидели? Её?! Сил не хватит, – похоже целительница уже спит на ходу, потому и соображает с трудом.

– Ну, знаете. Выпившие девушки такие сговорчивые… а поутру выясняется, что она на самом деле была против.